 |
 |
Телеведущий - об уходе с Первого канала, театре и Серебренникове
Он действительно создан на радость людям. И он обаятельный — вылитый Буратино. Умный, честный, неженатый. И в общем-то «попал под лошадь» — об Александре Олешко СМИ заговорили во всю мощь своих легких, когда он вслед за Малаховым объявил о своем уходе с Первого канала.
Что? Зачем? Почему? Олешко укрывался от этих гамлетовских вопросов как мог. Но разве в наш беззащитный, прозрачный, циничный век от чего-то укроешься? Вот поэтому Олешко попросил о встрече и объяснился начистоту.
— Ну, какие проблемы?
— Ты спрашиваешь, как будто я у доктора на приеме. У меня никаких проблем нет. Проблема в том, где взять время, дополнительные часы для осуществления всех планов. Мне кажется, это самое приятное у творческого человека, когда главная его проблема — нехватка свободного времени. Вот когда его много, люди творческие начинают закисать в этом ожидании или в свободном времени. У меня, слава богу, его практически нет. Сейчас поговорим, и я в аэропорт, лечу в Абакан, ночью приехал в четвертом часу после шестидневного марафона серьезных съемок нового проекта на НТВ. Мне не очень понятно, почему столько шума и гама от каких-то совершенно простых перестановок.
— То есть это много шума из ничего?
— Абсолютно точно. Все прямо как по пьесе знаменитой.
— Но ты все-таки ушел с Первого канала, получив хорошее предложение от НТВ?
— Грустно, что никто в этой шумихе не рассказал подробно, на какой именно проект я согласился. Никто не захотел поговорить о талантливых детях, прошедших страшные испытания и оставшихся брошенными и одинокими, но не потерявших веру. О том, что они будут танцевать, и я всей душой их буду поддерживать и, чем смогу, буду помогать. Когда я увидел, как каждую минуту во всех возможных агентствах, газетах добавляются сообщения обо мне: ушел, ушел… Потом начались какие-то статьи, комментарии, многие из которых похожи на некрологи, я примерно понял…
— Что это слава?
— Нет, я просто увидел, как это примерно будет, когда через много, много лет отмеренный мне срок жизни на этой планете подойдет к концу.
— Значит, неплохо будет. Хуже было бы, если бы вообще молчали.
— Я вообще не думаю, что это именно то, что так беспокоит жителей нашей прекрасной страны.
— Нет, именно это их и беспокоит. Видишь, как с Малаховым возбудились. С тобой возбудились меньше.
— Я не думаю, что возбудились с Малаховым, со мной или еще с кем-то. Просто это подается как некое возбуждение.
— То есть так работают СМИ, масс-медиа, навязывая эти тренды, раздувают из мухи слона?
— Ну да.
— Ты же не считаешь себя мухой?
— У меня просто совершенно другие задачи. Когда у человека есть тема его жизни, он не обращает внимания на то, как его кто называет, обзывает, оскорбляет или, наоборот, превозносит, ставит на пьедестал.
— Это ты такой замечательный, потому что не обращаешь внимания…
— Но интервью-то сейчас со мной. Хотя мне было бы интереснее говорить не про себя, а про проект «Ты супер! Танцы» на НТВ. Ведь такого еще не было на отечественном телевидении. И НТВ раньше таким не было. Абсолютно прекрасная и чистая история.
— …Я знаю многих твоих коллег, которые каждое утро начинают, заглядывая в Интернет и набирая свое заветное имя и фамилию, чтобы посмотреть, а что о них сегодня написали.
— Но это факт их биографии, мы же говорим о моей жизни, о моих реакциях. Они абсолютно естественны, не придуманы. Меня очень печалит то, как смещены все акценты, как все перевернуто с ног на голову. Зимой, например, я лично обзванивал многие дружественные печатные издания, радио, для того чтобы поддержали и рассказали о том, что в Музее современной истории России будет моя выставка Дедов Морозов, советских елочных игрушек…
— Твоя коллекция?
- Да, и каждый год в разных музеях она представлена. Я звонил и просил: сделайте, пожалуйста, красивый материал с фотографиями, можно без моего лица. Просто расскажите о том, что такая выставка есть, потому что есть замечательная возможность детям увидеть теплый, добрый мир новогоднего праздника, каким он был в моем детстве. И что самое главное — дети-сироты, дети, оставшиеся без попечения родителей, имеют возможность на эту выставку прийти бесплатно.
Что я слышал? Ой, это не наша тема, ой, это не наш формат, ой, к сожалению, для этого места нет. И так, через запятую, практически все, за малым исключением. То есть «скандалы, интриги, расследования» — это открытые двери, а теплая, добрая история, которая так нужна каждому отдельно взятому человеку, не важно, кем он является, оказывается, это история неформатная. Как мне кто-то сказал: «Ну что ты все копаешься в этом старье, ты — нафталин».
Вот когда мне говорят, что я нафталин, я сразу вспоминаю, как на подобный вопрос ответил выдающийся театральный режиссер Пётр Фоменко. Когда ему сказали: «Вас не смущает, что вас называют нафталином», — он отвечал: «Совершенно нет, ведь вокруг так много моли».
— Знаешь, когда ты женишься, об этом напишут все, не сомневайся.
— Да я уже развелся один раз. И тоже сделал это тихо. Не это является основной темой, болезненной точкой для наших зрителей: кто куда ушел, где, как себя будет проявлять… Никто из жизни не ушел, и, слава богу, все работают.
— Еще раз: спроси у своих продюсеров, они тебе скажут, что именно это и есть главный тренд — кто куда ушел, и они с него никогда не слезут.
— Значит, я вне трендов и прекрасно себя чувствую.
— Я рад за тебя.
- Я вообще этот переход хотел сделать тихо. Собственно, я его и сделал тихо, а все равно получилось громко. И когда меня стали дергать бесконечными вопросами, казалось, телефон взорвется. Я подумал: как вдруг одномоментно я всем стал нужен и интересен.
Самое востребованное — это скандал, какая пошлость. Я вынужден был коротко и ясно на странице в Инстаграме (это так модно сейчас, значит, один день и я был очень модным) объясниться коротко и ясно!
В каждом слове мое уважение к прекрасной, насыщенной, разнообразной жизни на Первом канале. Во всей этой истории другое интересно: как-то все мигом забыли, что основное место моей работы — это театр. Я играю в Театре Вахтангова. Я актер, а телеведущий — производное. Это не значит, что я открещиваюсь от телевидения, я его очень люблю.
Я очень благодарен телевидению за то, что оно меня всего показало и обо мне рассказало. Я свободный художник, выбираю интересные проекты или пережидаю тогда, когда они отсутствуют. Это нормально. Я благодарен судьбе и сам себя, наверное, хвалю за то, что я так осознанно выстраивал свою жизнь после окончания театрального института. Стараюсь избегать случайных ролей, как теперь говорят, проектов. Только избежать их невозможно, и это тоже нормально.
Через многое нужно пройти, чтобы понять, что твое, а что нет. Поэтому я уходил из одного театра в другой, потом опять в другой, потом нырял с головой в телевидение или в ситкомы. Но генеральная линия моя — принести людям радость, чуть-чуть надежды, покоя, внутреннее ощущение комфорта от ежедневной жизни. Мы так все привыкли, что все вокруг — это бесконечный стеб. Я вот не люблю стеб, я люблю, когда люди мягко улыбаются. Значит, пускай кто-то будет заниматься стебом, а я буду шутить, реагировать или говорить так, чтобы человек мягко улыбнулся.
— Да, ты не Ургант, ты другой, я понял.
— Сейчас много тех, кто занимается круглосуточным пересмеиванием всех и вся… Но среда пересмешников — это не мой мир. Всему есть предел, так тоже невозможно. У меня есть какие-то мои душевные ноты. И к этим моим нотам очень долго, на протяжении многих лет, практически десятилетие, относились с вниманием и уважением, в частности, на Первом канале. Так что я многим благодарен. Константину Эрнсту, Юрию Аксюте. И Саше Цекало как продюсеру я очень благодарен, одни «Папины дочки» чего стоят. Считай, для целого поколения детей я навсегда Аллигатор. Вообще это дорогого стоит, когда у актера есть роли, которые уходят, что называется, в народ. А тут они ушли к детям. И сейчас ко мне подходят 18–20-летние и говорят: «Мы на «Папиных дочках» выросли». А ведь действительно прошло-то ведь уже десять лет.
— И все-таки, по-моему, именно в театре ты никак не можешь до конца выразить себя.
- Театр я очень люблю. Я его чувствую. Не случайно хотел учиться только в Вахтанговской школе — Щукинском училище. Извилистыми дорожками я многое попробовал и вернулся в родной дом. Еще Михаил Александрович Ульянов приглашал меня в труппу театра. Но со студенчества я усвоил следующее: есть интересы театра, а есть интересы актера — и не всегда эти интересы будут совпадать.
Я терпеливый и верный. Я умею ждать. Поэтому никого не тороплю и никого ни о чем не прошу. Я доволен тем, что имею, а это немало. Это как в армии — ты действуешь по приказу. А театр — это армия на всю жизнь. Поэтому тебе нужны силы.
Мы говорили с Туминасом о моем творческом театральном будущем. Всякий раз, когда видимся, он говорит: «Я думаю о вас! Не оставляйте нас!». Поэтому я играю свои спектакли, много различных музыкальных и поэтических вечеров играю в Арт-Кафе театра. Впереди у меня еще как минимум 59 лет активной творческой деятельности! Примеры рядом — Юлия Константиновна Борисова, Владимир Абрамович Этуш, дай им Бог здоровья! Всякий раз, когда пересекаемся в театре или в гримерной — а мы с Этушем и с Лановым за одним столиком гримируемся, — Владимир Абрамович говорит мне: «Мальчик, ты все прыгаешь?» Я ему отвечаю: «Есть с кого брать пример! Учителя-то у меня хорошие!»
— А был ли мальчик? И почему ты в 41 год все еще мальчик?
— Ну, во-первых, для Этуша все мы мальчики. И дяденькой я пока себя не чувствую. Успею еще!
— Тебе не кажется, что единственное, чем ты собой можешь быть недоволен, это именно театр?
- Любой, даже самый востребованный артист голоден до ролей. Всегда будет казаться, что ты не до конца реализован. Это вообще актерская природа: творческая энергия не дает спать, спокойно жить. Все время что-то волшебно-интересное в тебе происходит, рождает идеи, планы, мечты.
Я, кстати, наконец-то уговорил Александра Анатольевича Ширвиндта обратить внимание на пьесу, которую по моей просьбе написал Родион Овчинников. Три года назад мы ехали в Санкт-Петербург вместе с Ширвиндтом — и я сказал ему, что мечтаю с ним сыграть в театре. Даст Бог, в новом сезоне Театра сатиры сыграем интересную премьеру.
Так что, когда меня называют только телеведущим, это не совсем правильно. Ведущий — это человек, который может вести программу, и все. А я все-таки актер в первую очередь и очень многое умею и могу! К слову, первые дикторы советского телевидения все с актерским образованием. Легендарная Валентина Леонтьева закончила Школу-студию МХАТ. Посчастливилось много раз с ней встречаться. Несколько ее советов очень мне пригодились.
— Тебе не кажется, что ты, может быть, последний из поколения, который ее еще помнит?
— Нет, это не так. Весной я был в Ульяновске, в рамках кинофестиваля «От всей души» имени Леонтьевой мы с Нонной Гришаевой играли свой концерт на двоих. Тысячи зрителей, море цветов и благодарные воспоминания людей в адрес Леонтьевой. Другое дело, что телеэфир, как эфир, испаряется и исчезает гораздо быстрее, чем песни, кинороли, и телегерои очень быстро забываются.
— Ты понимаешь, что такое забвение?
— У меня вся жизнь впереди, а ты вдруг про забвение. Если зависеть от количества появлений на экране, то это страшно. Я, конечно, очень люблю свою профессию, но я не такой. У меня есть свой диалог с миром — и мне ничего не страшно.
— Ну и под конец два вопроса на вшивость, которые сейчас принято задавать русской интеллигенции: «Матильда» и Кирилл Серебренников. Итак, что ты думаешь про «Матильду»?
— Я про нее не думаю и думать не хочу.
— Ты ведь понимаешь, что у творчества нет границ, что оно может заниматься абсолютно всем? Здесь вопрос — как.
— Не нужно путать творчество с конъюнктурой! Творчество для меня — это созидание! Талант может и даже должен подсвечивать чистоту. Он должен жить на чистой территории. Все остальное от лукавого. Талантливо подсветить грязь, порок, чужую тайну, навет, домыслы, предположения — это уже бесовщина. И это абсолютно точно не то, что нужно, особенно сейчас, простым людям, работающим и живущим в России. Творцы должны помочь простому человеку — наконец-то его полюбить и зауважать!
— Даже если бы Учитель все придумал, он имеет на это право.
— Нет, не согласен. Фаину Раневскую как-то спросили: «Почему вы не рассказываете подробно про Ахматову?» Она ответила коротко и ясно: «Ахматова не завещала мне говорить о себе! Так что просто читайте ее стихи».
— Ну а что ты думаешь про арест Кирилла Серебренникова?
— Человек под арестом — в этом, конечно, нет ничего хорошего. Но лично я хорошо усвоил и очень благодарен тому, что нам ежедневно в театральном училище напоминали: «Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. Будьте внимательны!» А вот дальше я буду своеобразным волнорезом — пусть на этом остановится волна криков, пошлых писем, призывов. Каждый должен заниматься своим делом и набраться терпения!
